С. В. Денисенко

 

Сергей Викторович Денисенко
(Институт русской литературы РАН)

Псевдо-катарсис после псевдо-анагноризиса:
«Уха» И. А. Гончарова

 

Предметом нашего доклада является последнее произведение И. А. Гончарова – очерк «Уха». Он написан в августе 1891 г. (15 сентября писатель скончался). Это произведение малоизвестно читателям (издавалось всего четыре раза) и малоисследовано (преимущественно, в научных работах В. И. Мельника).

Перед нами текст, который воспринимается читателями неоднозначно. Сюжет его прост, но происходящие события могут быть истолкованы по-разному. И при анализе подобных (загадочных) текстов, где повествователь намеренно не «ставит точки над “и”», исследователи могут предлагать различные трактовки, но и они, в конечном счете, всегда могут быть опровергнуты. Как справедливо замечает В. И. Мельник, Гончаров оставляет читателя на распутье и дает ему свободу толковать произошедшее по своему усмотрению.

Сюжет «Ухи» весьма прост. Три семейных пары отправляются на Волгу порыбачить, они отправляются на двух подводах. Трех женщин везет пономарь Ерема. «Он сидел на облучке телеги и поворачивал голову то к ней, то к другой из пассажирок, когда они тыкали его зонтиками в спину». Ерема, униженный всеми, крестится на каждую церковь, которую они проезжают. На волжском острове мужчины отправляются ловить рыбу, женщины хозяйничают, а Ерема сооружает шалашик и отправляется отдыхать. Одна за другой, женщины уходят в шалашик (дать указания пономарю) и проводят там по часу. В результате «женщины, обыкновенно большие болтуньи, на этот раз рассеянно и молча стали хозяйничать, расставляли стаканы, чашки с одного места на другое без всякой цели». После застолья все отправляются в обратный путь. «Но женщины уже не тыкали зонтиками в спину Ерему <…>. Женщины продолжали молча смотреть в разные стороны». А Ерема опять крестится на все церкви. На этом и исчерпывается сюжет.

Загадкой для читателя остается то, что же происходило в шалаше Еремы, где женщины задерживались по часу и выходили, одергивая юбки. «Женщины – это единственные герои, которые претерпели изменения в поведении в новелле» (Мельник). Немногочисленные интерпретаторы этого сюжета трактовали его в духе боккаччиевской новеллы (Цейтлин (1950), Бейсов (1960).

Вопрос в том, что при неоднозначности гончаровского нарратива, мы не можем говорить о претерпевании женскими персонажами анагноризиса (хотя читатель и исследователь предполагает это, как у Боккаччо), и уж тем более об обретении катарсиса. Можно сказать, что повествователь намеренно уходит от этого, провоцируя и читателя и исследователя. Поэтому мы и озаглавили наш доклад «псевдо-агангоризис и псевдо-катарсис», ибо анагноризиса и катарсиса здесь как бы (для читателя, для персонажей) не происходит.

Однако анагноризис претерпевает один из исследователей, В. И. Мельник. Если в более ранних работах он видит в «Ухе» боккаччевскую новеллу, вслед за предшественниками, то позднее прозревает в этом тексте еще и евангельский смысл. Он пишет о том, что многое в тексте «явно отсылает к Евангелию», о «евангельском контексте самой рыбалки», об «отсыле к евангельским словам». Видит «христианскую притчу о высоте смирения и простоты перед кичливостью и суетностью», а женщины в «Ухе» «представляются “мудрыми девами”».

Конечно, каждый исследователь имеет право на свою точку зрения, в нашу задачу ни в коем случае не входит критиковать нашего коллегу – в контексте нашей конференции он интересен как пример «прозрения» филолога. Но, если мы согласимся с его «христианской трактовкой» гончаровского текста, то следует признать, что персонажи (женщины) претерпевают анагноризис и испытывают катарсис.

Однако нам ближе «боккаччиевская трактовка». Вряд ли можно говорить в «Декамероне» об анагноризисе в акте совокупления, вряд ли можно говорить о катарсисе после оргазма персонажей рассказов (анагноризис претерпевают рассказчики/слушатели в процессе рассказывания, равно как испытывают катарсис в зачумленной Флоренции).

Гончаров, как мы указывали выше, оставил нам двусмысленный текст. Трактовать мы его можем до бесконечности, но истины так и не узнаем. И в этом, быть может, анагноризис, который претерпел автор, сочиняя свой последний текст.